7
zarkov z
135 отзывов, 784 оценки, рейтинг 227
27 сентября 2024
«Медовый месяц в кукольном доме» Шерешевского в МТЮЗе. Хороший психологический театр, при этом все 5 героев спектакля абсолютно омерзительны и никому ни грамма не сочувствуешь. Спектакль идёт 3,5 часа с двумя антрактами, но как это бывает у Шерешевского он не может вовремя закончить. Если выкинуть из третьего акта абсолютно не нужную вставку со стендапом,чуть сократить и убрать один антракт — было бы гораздо бодрее. Но в принципе скучно не было.
10
Lizz E
204 отзыва, 204 оценки, рейтинг 26
2 июля 2024
Побывала в МТЮЗе на последней премьере уходящего сезона: Пётр Шерешевский показал «Медовый месяц в кукольном доме». На сайте театра написано, что спектакль поставлен по пьесе, написанной поверх знаменитого «Кукольного дома» Генрика Ибсена. В результате получился спектакль очень современный, но при этом абсолютно ибсеновский. Если бы действие было просто перенесено из века позапрошлого в наше время, возможно такой эффект не возник бы. При банальном вторжении в ткань пьесы, часто уходит дух произведения. Слова и герои остаются, но спектакль получается уже о чем-то другом. Но постановка Шерешевского все так же рассказывает об обычных людях, о трех днях жизни их казалось бы благополучной семьи, но у нас на глазах улетучивается призрачное счастье и разбиваются людские судьбы.
Спектакль буквально с первой минуты засасывает зрителей в свое пространство. Казалось бы только что я мучилась от жары и духоты, но вдруг переключился внутренний тумблер мы уже в предновогоднем Подмосковье. О невыносимом московском лете вспоминается только во время антрактов, а их было два. Да! Спектакль идет три с половиной часа, но это именно тот случай, когда часов не наблюдаешь.
Чем больше хожу в МТЮЗ, тем полнее понимаю, какие великолепные актеры собрались в этом театре. Настоящим открытием премьеры оказалась Полина Одинцова, исполнительница главной роли Полины Хелимской. Я видела Одинцову во многих ролях, но это были в основном роли второго плана. И наконец-то главная. И какая! Редко можно увидеть такое естественное существование актера на сцене, настолько абсолютное слияние с героем. Редкая актриса может создать столь глубокий и многоплановый образ, основываясь на хрупких мелочах: мимолетных взглядах, тончайших интонациях, мельчайших движениях и сокрытых реакциях.
Спектакль получился очень глубоким, многослойным и красивым.
Действие пьесы, написанной норвежским драматургом Генриком Ибсеном аж в 1879 году, успешно перенесено режиссером в современные реалии нашей родины и дополнено новыми смыслами. Более того – он дал героям своего спектакля имена играющих их актеров.
На сцене 5 персонажей наглядно показывают зрителям, как за три дня может разрушиться налаженный за десятилетие семейный быт весьма благополучной с виду пары Ильи и Полины Хелимских.
Почти все три с лишнем часа мы видим персонажей в респектабельном загородном доме Хелимских, верхний этаж которого становится экраном и на него крупным планом проецируются их лица. И в этом спектакле такое режиссерское решение оправдано – здесь очень важно видеть эмоции (или их отсутствие) на лицах!!!
Актриса Полина Одинцова заслуживает самых высших театральных наград – она выдает за спектакль огромнейший диапазон эмоций – от надежды на призрачное счастье до почти нервного срыва. Оторвать взгляд от экрана, на который проецируется лицо актрисы, просто невозможно, как невозможно и сказать, что она играет – нет, она на наших глазах проживает эти три роковых дня со своей героиней!!!
Но, согласитесь, играть лишь внутренние переживания, задача тоже не из легких и Илья Смирнов с ней прекрасно справляется!
Уверена, что спектакль заставит многих зрителей задуматься и о собственной жизни. Кого-то, быть может, подтолкнет к давно зревшим в них решительным шагам. А кто-то лишний раз поблагодарит Бога, что у него подобных проблем в жизни нет. Одно знаю точно – игра актеров никого в зале равнодушным не оставит!!!
(Отзыв Смирновой Елены)
Отличный спектакль
3.30 с 2-мя антрактами
Сильный, интересный. На нижнем этаже дома идет спектакль, на верхнем — видеотрансляция крупным планом. Видна каждая эмоция.
После просмотра данного спектакля , ощущение что ты просто испачкался в чем-то очень нехорошем. Как будто нет традиций у нашего театра, и небыло Станиславского, Таирова, Вахтангова и прочих. И дело вовсе не в том, что лично я против современных прочтений. Сюжет отдаленно связан с пьесой Кукольный дом, но текст, а именно адаптация Ибсена написана очень плохо. Ужасные диалоги, абсолютно схожие с сериалами канала Домашний в перемешку с Домом-2. Удивительно что люди досидели почти 4 часа. Массовое сознание, и ожидание что вдруг финал все исправит наверное. Что удивительно, актеры существуют вне органики, а это вообще для данного театра необычно. А приемы видеосьемки , ну ведь это ранний Богомолов, мы все это уже знаем, видели, и нас ну никак это не восхищает. Просто антикультурный шок, и грусть…
NB: С начала сезона осталось несколько спектаклей, о которых не написала сразу, поскольку хотелось сделать это более вдумчиво — слишком сильное художественное впечатление. Шли месяцы… Теперь хочется хотя бы в каком-то виде, хоть отдельными всплесками шлепнуть эти мысли на «бумагу», иначе совсем затеряюсь в рабоче-театральных буднях.
Спектакль Петра Шерешевского, выполненный по, казалось бы, максимально простым в своей привычности лекалам, вдруг затягивает и не собирается отпускать. Ты приходишь в театр больная, с температурой, просто потому что «надо» (увы, случается и такое), и на три с половиной часа тебя отпускает. Нет, тебе больно, и ты даже не хочешь ждать до завтра, чтобы об этом подумать; но боль эмоциональная, подобно хорошему экзорцисту, изгоняет боль физическую. После спектакля вернется, конечно, и она, но вот об этом я точно буду думать уже завтра.
«Предлагаемые обстоятельства» спектакля, как уже написала, привычны, едва ли не до оскомины: действие перенесено в наши дни, актёры при неизменных гарнитурах да камеры методично транслируют для зрителя крупные планы. Стандартный набор, который в начале нулевых еще поражал юношески-неокрепшее театроведческое сознание в спектаклях Касторфа и Остермайера, а за прошедшие почти десятилетия успел утомить, неожиданно вновь работает. Работает как очень внятный и необходимый режиссерский прием — точно подобранный язык для сценического перевода.
Не каждому актерскому лицу идет крупный план, навязанный режиссером. Не каждый актер способен на этом крупном плане продолжать органично раскручивать свой образ, начатый на сценических подмостках. Артисты «Медового месяца» могут. Как же хороша на крупных планах Полина Одинцова. Тот случай, когда наезд камеры вновь выполняет свою основную, раннюю функцию — вытягивает нас, зрителей, во внутренний мир героя.
Эффект blow-up в этом спектакле отыгрывается режиссером на всех уровнях. Один из самых ярких и красивых примеров — погружение в миры Эндрю Уайета. Расположив свою героиню в мизансцене Кристины (с самой знаменитой картины художника), режиссер настойчиво, если не сказать навязчиво, приближает к нам на экране само это полотно, висящее на стене в комнате Хелимских. Ход прямолинейный, лобовой — рифмуюший стремление к «дому» двух женщин. Можно было бы поставить точку и забыть.
Но Пётр Шерешевский не забывает. В следующем акте он вновь возвращается к своей рифме. Разверзая перед зрителем кровавое нутро новогодней вечеринки (глядя на эти красные панели, невольно вспоминаешь Райнхарда, который высказался о стенах в другой пьесе Ибсена: «у них цвет воспаленных дёсен») — очередной blow-up, направленный на саморазоблачение, — режиссер вешает перед нами ещё одно полотно Эндрю Уайета. «Брак».
Композиционно мы находимся как раз там, куда стремилась Кристина с первой картины. В доме. Там, куда стремилась Полина, — в семье. Вот только вспомните картину. Да ещё в контексте и обстановке спектакля. Манит и притягивает в ней, даёт хоть немного воздуха лишь крошечное окошко с видом на то самое поле, откуда в прошлом действии так хотели вырваться. Замкнутый круг. И закономерно-сбивчивое от Полины: я не об этом…
Нечастый случай за последние сезоны — в спектакле Шерешевского хочется не просто разбираться, в него хочется возвращаться. Его хочется заново проживать. О нем и, прежде всего, об актёра хочется неголословно говорить. Спустя несколько месяцев я уже, увы, на это не способна. Способна лишь подчеркнуть ещё пару моментов, важных для меня в этой постановке как для историка даже больше, чем для критика.
Первый момент — переосмысление роли Хельмута-Ильи. Вдруг с самых первых сцен в вектор нашего внимания попадает именно он. И в дальнейшем они с Норой-Полиной существуют в нашем восприятии на равных. Как люди, обладающие своей правдой и своим правом. Благодарность вместо любви — вот чувство, удерживающее Илью возле Полины. И чувство это впервые позволяет мне не озвериться с первых мгновений на Хельмута, но понять и его тоже. Понять, чтобы на стендап-вечеринке испытать за него не меньшую боль, чем за Полину. Вот оно, наконец, реализованное ибсеновское желание объяснить, что «Кукольный дом» — это не про феминизм и борьбу за права женщин (хотя и про них тоже), а про человека. Человека вообще и его право на свободный выбор.
И второй момент — пресловутые камеры. Впервые подумалось, насколько они как приём уместны именно при постановке новый драмы. Экран как новое, ещё более «натуралистичное» воплощение четвёртой стены, к созданию которой так стремились на рубеже тех веков. По-моему, это красиво.
«Медовый месяц в „Кукольном доме“». С. Саксеев.
Театр МТЮЗ (Москва).
Режиссер Петр Шерешевский, художник Надежда Лопардина.
Почему «Медовый месяц в „Кукольном доме“», когда герои пьесы Генрика Ибсена, на основе которой С. Саксеев (литературный псевдоним режиссера Петра Шерешевского) написал новый текст, давным-давно живут в браке? А потому, что они в кои-то веки отправили детей, кажется, к родственникам и остались одни, и жена мечтает о празднике, о романтическом освежении отношений, о чем-то вроде медового месяца. Праздника, как мы знаем из оригинала, не получится.
Сцена из спектакля.
Фото — Елена Лапина.
При всей радикальной, казалось бы, актуализации классического текста Саксеев-Шерешевский на этот раз полностью опирается на Ибсена. Сохраняет практически все события и функции персонажей. Даже количество действий повторяет — спектакль идет с двумя антрактами, к каждому из которых поспевает задуманный Ибсеном сюжетный поворот. Помните, в оригинале Нора радостно вбегала в дом с рождественскими покупками и предвкушала праздник, но далее случалось то, что рано или поздно должно было случиться? А здесь она мечтает о новом медовом месяце. Ну конечно, институт брака — вещь тяжелая: вы устали от бытовых тягот, так останьтесь вдвоем, и былое возродится; давай устроим праздник, как раньше, и сбросим задубевшие от обыденности шкуры — у нас ведь все настоящее, только слегка заросло рутиной… Мечты и средства их осуществления все еще стары как мир, но сам этот мир уже таков, что они перестали «работать». Незадолго до появления героини ее супруг рассказывает доктору Ранку, что разлюбил, что даже домой идти не хочется. И если ибсеновский Торвальд Хельмер вроде бы даже любил свою жену, просто совершенно ее не знал и относился к ней, как к кукле, то нынешний всего-то к каким-то 35 годам сам опустошен, лишен эмоциональных стимулов и смыслов.
И. Борисова (Илона Линникова), П. Одинцова (Полина Хелимская).
Фото — Елена Лапина.
Шерешевский перенес действие пьесы в наши дни, на нашу, российскую почву и дал героям другие фамилии. Шантажист Крокстад становится Кроковым, Хельмеры — Хелимскими, фру Линне — Линниковой, и только доктор Ранк так Ранком и остается. К тому же всем персонажам присвоены имена их исполнителей: Илья, Полина, Илона, Константин, Алексей. В процессе репетиций актеры много импровизировали, возможно, что герои, ставшие в спектакле их тезками, еще и добавляли артистам ощущения — они играют историю не только про «здесь» и «сейчас», но и про себя самих. В декорациях Надежды Лопардиной, создавшей на сцене респектабельный загородный дом с заснеженным садом, украшенным гирляндами новогодних лампочек, актеры фантастически естественно и правдиво проживают будни современной семьи. Здесь под покровом чаепитий и ношения своих пиджаков (в институте был у нас спецкурс «Чехов и Ибсен», который я благодарю по сей день) зреет настоящая трагедия. Люди разжигают мангал, ставят на стол бокалы и тарелки, накидывают на плечи пальто и выбегают на улицу покурить, застывают у стола, обхватив ладонями чашку горячего кофе… А тем временем верхний этаж дома становится экраном, на который Шерешевский в своем духе вновь проецирует крупным планом их лица. И, кажется, эти его проекции никогда еще не работали так убийственно точно!
И. Смирнов (Илья Хелимский).
Фото — Елена Лапина.
Вот лицо Алексея Крокова (Алексей Алексеев), уволенного сотрудника банка, который теперь шантажирует героиню ее когда-то подделанной отцовской подписью на закладной бумаге. Обычный такой парень, грубоватый, в меру циничный, на все готовый и все рассчитавший — перед нами лицо будничного преступника: ничего личного, просто обстоятельства… А вот доктор Ранк (Константин Ельчанинов), зав. отделением столичной клиники, несостоявшийся воздыхатель главной героини, который в спектакле не болен, как в оригинале, но просто уезжает в другую страну, сжигает мосты, ибо ловить ему здесь больше нечего. И такое у него мягкое, понимающее, «докторское» выражение лица, и такая в глазах тоска, такая отчаянная безнадега! Вот и муж героини, Илья Хелимский (Илья Смирнов), только что получивший должность директора отделения крупного банка, имеющий, кажется, все, что требуется. Он привык к комфорту, но устал жить. Глубоко тревожен, хотя движения его размеренные и даже плавные. Очутился в сумрачном лесу, в то время как его земная жизнь даже до половины еще не пройдена.
Если у Ибсена Торвальд Хельмер оказывался, в сущности, человеком ничтожным и трусливым, то этот — не плохой, не хороший. Не глупый, не близорукий, скорее — умный и уже успевший прозреть тупик нескладно устроенной жизни. Третий акт, как и в оригинале, начинается с рождественской вечеринки, только здесь перед нами корпоратив, и глава учреждения Илья Хелимский выходит со вступительным словом. В этот момент сцену обрамляют упавшие сверху невыносимо и пошло красные занавеси — то ли Дом культуры, то ли вкусы ретивых корпоративщиков подкинули это «великолепие», но на его фоне одинокая, сухощавая фигура директора банка, умной головушки, возможно, даже, кандидата экономических наук, выглядит почти трагически. Призванный поведать собравшимся, «как станцевать 32 танца радости» (а можно было бы предложить 10 способов похудеть, 12 рецептов, как разбогатеть, 47 средств, как стать представителем истеблишмента — выбор не ограничен), этот успешный человек рассказывает историю о том, как даже робот рано или поздно умирает, ибо и ему предначертано. А его жена еще дома, до вечеринки, рядится в костюм белочки-секси (помнится, ибсеновский герой называл свою подругу жизни «белкой») и исполняет в отсутствие любви танец под песню «Будет больно».
Сцена из спектакля.
Фото — Елена Лапина.
Больно от жизни — этот мотив проступает в спектакле постоянно. Боль обыденного, ежедневного, внешне устроенного, но давно пошедшего трещинами в своей сердцевине существования становится главной темой. Мир по-прежнему, как и во времена написания «Кукольного дома», полон декларируемых параллелей-перпендикуляров: семейные ценности, карьера, материальное благополучие, труды и праздники, дружеское общение. Однако что-то серьезно поломалось внутри, и человек, хватаясь за привычные опоры, на самом деле парализован страхом, недоверием и тотальной ложью. Лгут все! Но особенно — главная героиня Полина Хелимская (Полина Одинцова). Дело даже не в том, что она скрыла от мужа свой давний проступок. А в том, что страх, недоверие и ложь стали едва ли не нормой ее с мужем жизни.
К слову, в пьесе Ибсена именно этот тайный криминал героини — подделка подписи на документе, сделанная ради спасения супруга, — подчеркивал сильный характер женщины, манифестировал ее право на самостоятельное решение и на свободу от мертвящих условностей. Но с тех пор так много воды утекло, так изменились и статус семьи, и положение женщины в обществе, что впору задать вопрос: почему же пьеса «Кукольный дом» все еще считается великой и все еще привлекает режиссеров в самых разных уголках мира?
И. Смирнов (Илья Хелимский), П. Одинцова (Полина Хелимская).
Фото — Елена Лапина.
Не потому ли, что рассматривая семью как ячейку социума, сумрачный норвежец прозревал в ней трагедию самого этого социума? Не потому ли, что он видел в природе мужского и женского начал не только «традиционные ценности», но и зловещие социальные тупики?
Полина Одинцова играет изумительно — и этот постоянный страх, и это глубинное, в поры въевшееся вранье, и это абсолютно экзистенциальное несчастье. Находясь на грани нервного срыва, она смеется особенно звонко, а нацепляя на себя маскарадный костюм, выглядит особенно растерянной и, кажется, перепуганной насмерть. В доме Хелимских висит картина Эндрю Уайета, на которой молодая парализованная женщина пытается передвигаться по бескрайнему полю. Вот эта бесконечная даль нашего внешне прекрасного, летящего в бездну мира и вот эта маленькая красивая Полина, суетящаяся на кухне в своей бесцветной толстовке, постоянно находящаяся на грани нервного срыва, — и есть современная Нора.
Избавившись от витиеватого многословия и архаической лексики старой, хоть и великой пьесы (к слову, почти каждый режиссер, берясь за историю Норы, пытался что-то делать с текстом, приближая его к современному зрителю), Петр Шерешевский поставил свой, кажется, самый простой с точки зрения средств выразительности спектакль. Никаких сложных ходов, почти никаких метафор, минимум культурологических коннотаций. Замечательных артистов МТЮЗа он всего лишь заставил просуществовать эти три дня из жизни обычной семьи так, что у сидящих в зале современников, знающих, к тому же, и что такое реалити-шоу, создается полное ощущение документального соприсутствия и соучастия.
Сцена из спектакля.
Фото — Елена Лапина.
А все же как бережно, как умно и тонко режиссер ведет диалог именно с Генриком Ибсеном! Как через историю вполне обыденной сегодняшней семьи он размышляет об очередном трагическом социальном тупике!
Скажу честно — на этот спектакль шла с опаской, отнюдь не все, что ставит Петр Шерешевский, мне нравится. Даже жаловалась перед началом подруге, что вот, мол, никак не попаду на «Собачье сердце»… Но вышли из театра мы обе под большим впечатлением. Подруга сказала:»Это так надо было: если бы тебе досталось «Собачье сердце», мы бы не увидели этого спектакля».
Возможно, не всем спектакль так отзовется, но нам очень понравился. Очень. Настолько, что мы вообще не заметили, как пролетели эти 3,5 часа. Он поразительно человеческий. Тут нет ничего надуманного, книжного, нет каких-то диалогов или монологов из серии «так надо, положено и т.п.». Надо ТАК думать, реагировать, чувствовать. Тут люди транслируют те реакции, не всегда последовательные и логичные, которым веришь, потому что в жизни чаще всего бывает именно так — не «как надо», а «как получилось». И в момент сильнейшего потрясения не размышляешь над вселенскими проблемами, не ищешь решения, не испытываешь каких-то надуманных литераторами чувств, а циклишься на какой-то фигне — например, почему вдруг ударила левой, когда на самом деле правша…
И история очень человеческая, правдивая. О любви и нелюбви. О том, что можно расшибиться в лепешку для своего мужа, но не добиться этим ни-че-го. И еще остаться виноватой… Он и она. Она — бросила для него любимую работу, вытащила с того света, много лет расплачивается с долгами за его операцию (не сказав ему о кредите) и всячески ублажает его дома, растит детей. Он — новоиспеченный директор банка, уставший от нее и от жизни, готов свалить при любом удобном предлоге, не испытывает не то что чувства долга (это вот как раз из серии книжного уже, нынче модно говорить о своих границах, неприкасаемой внутренней жизни и тому подобном, какой такой долг…), но даже обычной благодарности, еще и жену обвиняет во всех тяжких…
Прекрасная, потрясающая работа Полины Одинцовой. Мне и раньше нравилась эта актриса, но здесь просто потрясла. Петр Шерешевский использует в своих спектаклях экраны. Обычно мне это не нравится, но здесь они позволяли видеть крупные планы, и это было чрезвычайно важно. К тому же, не было моментов, когда действие видишь ТОЛЬКО на экране, как в некоторых спектаклях, тут всегда можно было смотреть на сцену (но взгляд все равно невольно переходил на экран…)
Вообще, актеры понравились все (только Илья Смирнов показался слишком молодым для директора банка, но это я уже придираюсь)), но Полина на сцене все эти три с лишним часа, и я не увидела ни секунды фальши. БРАВО!!!
Кстати, имена персонажей совпадают с реальными именами актеров. Потому что пьеса написана ими всеми вместе «поверх знаменитого «Кукольного дома» Генрика Ибсена» (цитата с сайта Московского театра юного зрителя). И то, что им не надо называть себя придуманными именами, еще больше добавляет достоверности в действие.
Вот, скрин программки)
А еще понравилось, как перекликалась картина, висевшая в гостиной героев, с жизнью главной героини, недаром я ее поставила в начало поста. Вот это желание победить в одиночку, никому не быть обязанной… ладно, не буду спойлерить, и так много наговорила.
Спектакль зацепил за душу, разбередил ее, растревожил. Пожалуй, это лучшее, что я видела у Петра Шерешевского. Все работает на эмоцию, при этом никаких попыток эпатажа, никакой пошлости, веришь каждому слову и каждой реакции. И на сцене видишь не актеров, а персонажей.
Огромное спасибо за приглашение сообществу «Москультура» и лично Анне Русских. И я очень благодарна за хорошие места в зрительном зале администратору Сергею, от мест очень сильно зависит впечатление от спектакля. И конечно, большое спасибо театру за то, что пригласил на спектакль. Буду надеяться на новые встречи). А пока следить за событиями в театре на его странице в ВКонтакте
Все фотографии взяты с сайта театра.
Только для взрослых – не потому, что в пьесе С. Саксеева (это драматургический псевдоним режиссёра) есть что-то остро эротическое; нет, «Медовый месяц» вполне целомудрен. Потому что на сцене сугубо взрослые люди со своими сугубо взрослыми тяготами.
«Кукольный дом» – это загородный куб, где живёт преуспевающая по всем внешним признакам семья Хелинских: Илья (Илья Смирнов) – свежеиспечённый директор банка, Полина (Полина Одинцова) – жена и подруга дней его суровых ещё с бедняцкой студенческой поры в Самаре, их дети, которых в предновогодние дни спровадили, чтобы дать родителям немного отдыха. Хотя отдыхать друг с другом у Ильи и Полины не очень получается:
она ещё искренне превращается в жадную до ласк «девочку-белочку», ему же всё опостылело.
В начале спектакля Илья чистит снег, рассказывает еврейский анекдот про семью без удовольствий и откровенничает с Константином Ранком (Константин Ельчанинов), лучшим другом и соседом (которого скоро ждёт эмиграция в Израиль), что в его браке так всё и есть: без удовольствия, ни секса, ни любви; «дети пошли в первый класс – и интимная жизнь похоронена у нас». Кризисная тема заявлена, дальше – уточнения и дополнения; на три акта с двумя антрактами, но в таком естественном ритме и жизнеподобном исполнении, что вряд ли раззеваешься; подсматривать за «нашими друзьями и соседями» в театральном формате довольно занимательно.
«Кукольный дом» – это пьеса Генрика Ибсена, которую Шерешевский aka Семён Саксеев переписал под героев, живущих в России наших дней, но с сохранением сюжетных коллизий. Скоро в готовящемся к новогодним фейерверкам доме появятся и старинная подруга Хелинских, только что перебравшаяся в Москву (ещё не поздно начать всё с нуля?) Илона Линникова (Илона Борисова), и Алексей Кроков (Алексей Алексеев), бывший друг Хелинского и сотрудник банка, которому грозит увольнение – дабы его избежать он будет шантажировать Полину, угрожая рассказать Илье о кредите, взятом девять лет назад тайно да ещё и с отягчающими, так сказать, обстоятельствами…
«Кукольный дом» – это впечатляющая, и гиперреалистичная, и странная, усекающая куб декорация Надежды Лопардиной, в которой дом умет оборачиваться, превращаясь в сцену для надрывного кабаре. А разворачивающийся в этой конструкции «Медовый месяц» – третий спектакль Петра Шерешевского в ТЮЗе, совсем непохожий на «Марию Стюарт» и «Ромео и Джульетту. Вариации и комментарии»; разве что видеоэкраны роднят все три постановки. «Медовый месяц» вплоть до кабаре-перевёртыша третьего акта остаётся дотошно реалистической постановкой. Действие не прекращается даже в антрактах, и за этой как бы повседневностью, рутиной посиделок старых товарищей и многолетних супругов, интересно наблюдать. Хотя в самих отношениях вроде бы ничего интересного и нет.
Нормальные люди, такие же как в аншлаговом зале – достигли хорошего уровня комфорта, но подрастеряли гормоны радости.
По идее, тоска смертная – но нет; этот сгущенный быт затягивает – как монотонный и тревожный звуковой дизайн Даниила Скорева и Дарьи Кузнецовой.
Всё могло бы стать театральным шедевром про 40-летних сытых и несчастных русских 2024-го года – частным слепком глобально безрадостного времени, завораживающим упражнением в реконструкции повседневности, драмой из имманентно тупиковой семейной жизни с неожиданными и точными визуальными ассоциациями – живописью Эндрю Уайета.
Но мешает Ибсен; точнее, привязка Саксеева к сюжету 1879 года, который основатель «новой драмы» даже не выдумал – история про ссуду, взятую женщиной втайне от мужа ради его же спасения, случилась с писательницей, подругой Ибсена. Может, и сегодня такое приблизительно возможно, и кредит на 50 тысяч евро – реальность, и подделать подпись покойника – дело решаемое; я не знаю, могу ошибаться, но всё, что связано с кредитом etc воспринимал как полную шляпу. Если уж имя Ибсена в глаза не бросается, прячется на второй странице программки внизу и мелким шрифтом, можно было придумать что-то совсем другое; посовременнее. Оно, возможно, и пустяки, дело житейское, театральная условность, но высоко поднятую планку правды театральной жизни снижают.
