Комедианты грэм грин книга отзывы

Тетушка с курагой и апельсинами.

Это мое счастье, что мама настояла на своем и меня назвали Юлия. Есть в моем имени что-то летнее, радостное. В каком-то плюс-плюсквамперфекте давно забытый маленький мальчик Костя так и выговаривает: Ию-уу-ля. Ага. И я говорю — красиво:)

Конечно, собака порылась не в июле как в летнем месяце. Просто на даче мы жили с братом. Юра и Юля. Когда наши восхитительные бабушки, Аня и Люба, звали нас домой, то легко и красиво получалось выкрикивать наши имена именно в этом порядке: «Юра и Юля! Домой!» Вот и услышалась нашему соседу Костику волшебная Июля:)

Сегодня же, реально взглянув на положение вещей, я, пожалуй, все больше склоняюсь к императорскому — Августа. И не только потому, что император, не только потому что… ну, кто читал, тот все знает про докторскую диссертацию, за которую я засела 30 марта, а еще и из-за, конечно, книжки. «Книжная женщина» не дает умереть женщине реальной, а та и не сопротивляется порции здорового чтения и душеспасительных размышлений.
Итак. Аплодируем стоя: Грэм Грин. Комедианты. Путешествия с тетушкой.

Дальше…

Гусары молчат! Хотя… Здоровый смех еще никогда не мешал преодолевать житейские трудности. Да! Книга была выбрана неслучайно. Вернее, случайно обнаруженная, была сразу же заказана на ОЗОНЕ, моментально доставлена вместе с очередными научными трудами и Сонькиным развлекаловым.

Автор, честно скажем, времен институтских и театральных, вспоминался с трудом. Скажу больше, первый роман пошел совсем не на ура, хотя «артист обязан переодеваться», а комедиант и подавно:) Но Гаити времен какого-то кровавого режима и горстка цивилизованных людей, замышляющих переворот вместе с местными повстанцами — это совсем не мое. Я старательно дочитала, потому что бросить героев на середине пути и не узнать, чем там дело кончится, не смогла: есть что-то в этом романе безусловно притягивающее.
Видимо, доля здорового черного пофигизма на фоне попыток более-менее нравственного существования, когда концы с концами не сходятся, но очень хочется, чтобы все было хорошо. В результате все более-менее неплохо. Это примиряет с романом и с автором.

О «Путешествии с тетушкой» я смогла составить исключительно свое собственное, видимо, весьма далекое от канонического толкования, мнение, потому что временные отлучки крыши не дают мне никак уловить более-менее объективную и целостную картину миру, на чем так настаивала моя незабвенная научная руководительница Евгения Григорьевна Шатова, за что ей низкий поклон, честное слово.

Про картину мира — это, конечно, разговор особый, но, боюсь, до него я не доберусь никогда, потому что всю дорогу собираю какие-то детали мозаики и пытаюсь то сложить слово «вечность» с переменным успехом, то разбрасываюсь этими деталями с таким воодушевлением, что потом сама не могу их собрать. А помощников все меньше.

Но поскольку я не выступаю с лекциями перед студентами, не несу ответственности за случайных прохожжих, которым мое мнение может быть не только неинтересно, но даже и неприятно, как неправильное, сюда его и вношу, потому что, безусловно, роман этот не остался для меня проходным.

Мысли рваные и непоследовательные, но они есть. Начать хотя бы с того, что мир — бесконечен в своем многообразии. И в какой бы точке данного мира, временной или пространственной, ты ни находился, вокруг всегда огромное множество вариантов проживания именно своего места и времени. Но вместе с этой, в общем-то, простенькой и известной мыслью сразу появляется другая, связанная с мыслью о своем мире как о тюрьме. Или как о дворце. И тут, наверное, надо рассказывать, о чем книга.

Все просто. Генри Пуллен, пенсионер пятидесяти с лишним лет, на похоронах матери впервые встречается со своей старой тетушкой Августой Бертрам, которая в последний раз видела его на крестинах. Она неожиданно явилась на похороны с недвусмысленным заявлением о том , что ей однажды уже довелось побывать на преждевременной кремации. Все. Больше ничего этой тете заявлять не надо — это , безусловно, моя героиня. И понеслась душа в рай.

Чтобы воссоединиться со своим давним любовником, тетушка разворачивает крупномассштабную аферу по добыче денег. Для этого ей нужен сопровождающий — племянник подходит идеально: полный лох и абсолютно законопослушный гражданин, мирно выращивающий георгины и мечтающий водрузить урну с прахом матушки на постамент среди этих замечательных кладбищенских цветов. С ним все понятно тоже:)

Но, по счастливой случайности, молодой чернокожий любовник тетушки Вордсворт, который очень любит делать с ней «прыг-прыг», заменяет прах матушки на марихуану, постамент остается не сооруженным, а племянник с теткой начинают свои путешествия, в которых Генри наконец обретает вполне оформленный вид нормального мужика, не чуждого авантюрной жилки. Да. Тетушка воссоединяется со своим возлюбленным, который по совместительству оказывается военным преступником, только жалко смешного Вордсворда. Он хотел «лучше котлет без мыла», в том смысле, что с простым людом ему было спокойней, и никто не требовал мыть руки перед едой. Но тетушку он очень любил.

В общем, все это надо читать, потому что истории тетушкиной жизни — просто шедевры, особенно рассказ про дядюшку Джо, который, заболев, попросил Августу присмотреть ему дом с достаточным количеством комнат, чтобы он мог жить в каждой из них неделю, а потом, подобно заправскому путешественнику, перебираться в следующую и так путешествовать до конца жизни, потому что передвигаться самостоятельно он уже не мог. Закончил он свою жизнь при попытке добраться до последней комнаты, которая, по злой иронии автора, была переделана в жилую из уборной. Эта дикая смесь романтики, любви и страсти с марихуаной, борделем и нужником оказалась настолько пропорциональной и гармоничной, что я читала с огромным удовольствием. Не торопясь, не глотая страницы, а увлекаясь и наслаждаясь.

И меня даже посещали мысли. Не глобальные, конечно, но просто мысли, думки, которым я искренне радовалась, потому что таковые меня в последнее время подзабыли основательно:)

Однажды Генри из-за своей нерешительности, а больше из-за нежелания обременять себя семейными узами, не сделал предложения мисс Кин, которая укатила куда-то в Австралию и оттуда присылала замечательно нудные письма, в последнем из которых Генри угадал тонкий намек на толстое страдание и желание вернуться и встать под венец именно с Генри.

Ошибался ли я, прочтя в последней фразе мольбу, отчаянный призыв, хоть и в спокойных выражениях, — призыв прислать телеграмму следующего содержания: «Возвращайтесь в Саутвуд и выходите за меня»? Кто знает, а вдруг, мучимый одиночеством, я бы и послал такую телеграмму, если бы не пришло письмо, которое сразу же изгнало у меня из головы всякую мысль о бедной мисс Кин.
Письмо было от моей тетушки…

О! Я, как девчонка, радуюсь за Генри, который не променял свою сумасшедшую тетку на какую-то селедку с мозгом гриба, хотя, конечно, радость общения с этой замечательной женщиной сопряжена с горой опасностей и непредвиденностей.

Теперь уже поздно, сказал я мисс Кин, подающей мне сигнал бедствия из Коффифонтейна, я уже не там, где вы думаете. Возможно, когда-то мы и могли устроить нашу совместную жизнь и довольствоваться нашей тюремной клеткой, но я уже не тот, на кого вы поглядывали с долей нежности, отрываясь от плетения кружев. Я бежал из тюрьмы. Я не похож на тот словесный портрет, какой нарисовало ваше воображение.

И это замечательное вылупление из тюрьмы совершила бывшая проститутка, старуха с рыжими волосами, бросившая молодого любовника ради старого и не собирающаяся сдаваться. Генри стал мужчиной. И подчинил свою жизнь новому делу, правда, он собирается составить выгодную партию с какой-то малолеткой, но семейный бизнес того требует. Из своей серой тюрьмы с урнами и постаментами, гробиками и саркофагиками он попадает … а вот ужас, попадает он в пустой заброшенный дом, никаких надежд на возрождение которого у меня не было. Тетушка презентовала ему свою кровать, а сама осталась спать на матрасе, ожидая престарелого любовника, который попал в местную, а это Парагвай, на минуточку, тюрьму, где его пасут и ЦРУ, и аборигенские власти… Но она свято верит, что на днях здесь появится мебель и люстры, в саду они устроят прием, а на вертеле будет жариться целый бык.

Вот и угадайте, кто оказался прав? Конечно, тетушка!

Я не мог и представить себе, что праздник приобретет такой размах: ведь накануне я застал тетушку одну в пустом, необставленном доме…
Большие ворота, отчищенные от ржавчины, были распахнуты; люстры сверкали в зале, даже нежилые комнаты были освещены, а от дерева к дереву тянулись нити с цветными шариками; шарики висели также над танцевальной площадкой — деревянным настилом, положенным на траву. На террасе двое музыкантов настраивали гитару и арфу.
На лужайке дымился и потрескивал бык на гигантском железном вертеле, аромат жарящегося мяса вытеснил благоухание цветущих апельсинов и жасмина.

Конечно, вероятность того, что за дверью одной тюрьмы, из которой ты бежал, окажется дверь следующей, и так до бесконечности, очень велика:) Но роман вселяет оптимизм сокрушительной силы: даже за полчаса до смерти не поздно, а просто-напросто пора и необходимо начать жизнь сначала.

Сейчас они медленно кружились в вальсе и не заметили, как я вошел, — двое стариков, соединенных глубоким, неизлечимым эгоизмом взаимной страсти. Они потушили люстры, и в большой комнате, куда свет проникал лишь с террасы, в простенках между окнами темнели заводи мрака. Они кружились, их лица то исчезали, то возникали снова. На какой-то миг тени придали тетушке обманчиво юный облик, она сделалась той, с отцовского снимка, переполненной счастьем, а в следующую минуту передо мной была старая женщина, которая взирала на мисс Патерсон с такой беспощадной жестокостью и ревностью.
***
Я услышал стук упавшего на землю апельсина. Он откатился на несколько дюймов в сторону и улегся рядом с дюжиной других.

Мир пахнет апельсинами и счастьем. И когда придет время именоваться Ноябриной, вспомнить надо будет именно об этом.