Хлопок одной ладонью книга отзывы

В своей книге нейробиолог Николай Кукушкин пытается связать единой нитью разрозненные эволюционные события, прямо или косвенно приведшие к появлению человеческого разума. Автор использует богатый набор художественных средств, чтобы представить полотно эволюции максимально ярким, интересным и доступным для читателя, но, к сожалению, часто прибегает к излишним упрощениям и нередко жертвует точностью излагаемых фактов.

Книга «Хлопок одной ладонью» по своему содержанию и направленности очень напоминает то, что за рубежом принято называть Big History — мультидисциплинарный подход к исследованию человека и его истории в широких временных рамках. Поскольку в книге Кукушкина рассказ о долгом пути к человеческому сознанию начинается с атомов, попадание в категорию Big History не кажется надуманным. По правде говоря, не получается вспомнить других российских книг, поставивших себе схожую задачу — цельный рассказ о нашей, Homo sapiens, эволюции и причинах уникальности. Уже одно это существенно выделяет работу Николая Кукушкина. Кроме того, книге нельзя отказать в определенной поэтичности, обилии ярких метафор, хорошем юморе (автор еще и сам выполнил большое число озорных иллюстраций). Но, к сожалению, сказать, что книга лишена недостатков, нельзя. Возможно, в главном из них автор сам случайно и признался: «Мою книгу можно считать „фан-приквелом“ к „Сапиенсу“: у Харари действие происходит от изобретения языка до наших дней, а у меня — от происхождения жизни до изобретения языка». Попытка описать биологическую эволюцию тем же языком¹, которым Ной Юваль Харари блестяще рассказал о социокультурном развитии нашего вида, привела к большому числу упрощений и «опущений», и, как результат, излишней поверхностности.

Местами автор описывает процессы, пересыпая антропоморфизмами:

Атомам все время не сидится со своим набором электронов. В этой нервозности — причина всех химических реакций. <…> Некоторые атомы не удовлетворены своим «естественным» количеством электронов и хотят оторвать или хотя бы оттянуть их от других атомов.

или

ДНК строга, спокойна, склонна к стабильности. Ее роль — нести свое знание из поколения в поколение с максимальной точностью. Она как жрица, живущая под грузом вечности: в ней содержатся гены, исчисляющие время эпохами.

Не спорю, написано ярко и очень привлекательно даже для самого неискушенного в науке человека. На самом деле антропоморфные описания не являются преступлением, это очень частое явление в научно-популярной литературе, поэтому различные «эгоистичные гены», которые о чем-то «думают» и чего-то «хотят», могут иметь место, но при условии, что читателю дают четкое представление об отсутствии целенаправленности у эволюции и «слепоте» естественного отбора. В противном случае в голове читателя открывается дверца в чудесное подпространство телеологии с ее разумностью и целенаправленностью природных процессов. Проблема в том, что в обсуждаемой книге существенных оговорок насчет антропоморфизма и «слепоты» отбора не сделано (о некоторых концептуальных вопросах мы еще поговорим ниже).

Ладно, антропоморфизм это всё больше по части стилистики. Другое дело — небрежное обращение с фактами. Я намеренно не буду касаться неточностей, которые можно найти в первых двух частях книги, посвященных глобальным эволюционным событиям, вроде появления самой жизни, или полового размножения, или выхода на сушу и т.д., а сконцентрируюсь на третьей части, посвященной нейробиологическим аспектам человеческой эволюции. В конечном счете, в палеонтологии автор не специалист², и если где-то ошибся, то не специально, зато в нейробиологии [1] он профи, а значит, здесь и спрос выше. На самом деле третья часть книги несколько отличается от предыдущих двух, она выглядит серьезнее и чуть сложнее. Одновременно автору пришлось делать введение в структуру и функции нервных клеток, архитектуру коры и многие другие аспекты, сопровождая это рассуждениями об эволюции компонентов нервной системы. Тем не менее автор не стал отклоняться от взятого курса на максимальную «доступность» и решил сделать все яркими широкими мазками. Что за ними потерялось? Да много чего. Дальше рассмотрим несколько примеров.

«Сегодня модно глию уважать», — пишет автор, однако сам должного уважения глии не оказывает. А вместе с тем никакой высокоразвитой нервной системы без глиальных клеток не построишь. Недаром соотношение глия / нейроны отражает степень усложнения нервных сетей — у пиявки соотношение 1:30, а у человека 2:1 (в пользу глии). «Обмотка» аксонов, миелин [2], — это продукт глиальных клеток [3]. Именно миелинизация позволила позвоночным так эффективно увеличить скорость нервного проведения по аксонам (свыше 200 м/с), не увеличивая их диаметр. По клеткам радиальной глии мигрируют нейроны в развивающейся коре. Астроциты формируют гематоэнцефалический барьер, а еще покрывают большую часть синапсов в мозге (есть даже концепция «трехстороннего синапса») и напрямую участвуют в синаптической пластичности. Да чего уж там, астроциты и сами осуществляют сигнализацию, секретируя специфические глиотрансмиттеры! Можно долго перечислять многообразие и функции глиальных клеток — то, чего в книге Кукушкина практически нет (полстраницы в примечании, а про миелин так и вовсе ничего).

Другая беда постигла нейротрансмиттеры [4]. Читатель узнает, что кроме дофамина [5], в мозге «парадом» никто не командует (ну разве что глутамату [6] да ацетилхолину [7] досталось по одному упоминанию). Стоит ли говорить, что на самом деле глутамат — это основной возбуждающий нейротрансмиттер позвоночных и используется большинством синаптических связей в мозге. С одной стороны, автор относительно подробно разбирает основы электрохимии нервного проведения, с другой — запросто выбрасывает из повествования важнейшие детали. Доходит до странных казусов. Например, обучение у моллюска аплизии [8], который является модельным объектом в исследованиях Кукушкина, автор описывает максимально упрощенно³, тяготея к общим рассуждениям вроде:

И у нас, и у них работа мозга заключается преимущественно в выбросе нейронами нейромедиаторов, которые стимулируют другие нейроны. И у нас, и у них запоминание в основном сводится к модификации силы синапсов паттернами стимуляции. Механизмы этого запоминания, многие из которых были впервые показаны на аплизии, предельно похожи на механизмы памяти мышей и других млекопитающих.

А между тем, аплизия способна к ассоциативному обучению — у нее можно выработать настоящий павловский условный рефлекс [9]! Вот они — предельно похожие механизмы памяти у моллюска и млекопитающих. Вообще, при описании механизмов памяти автор очень быстро перескакивает от молекулярного уровня к нейронным сетям. В чем на самом деле смысл синаптической пластичности читатель так и не узнает. Рассуждать о высоких материях вроде того, что «наше мыслительное пространство — это фрактал», без внятного описания основ — то же самое, что вести речь о Большом взрыве не разобравшись с понятием гравитации.

Вот мы и подошли к некоторым концептуальным вопросам. «Эта книга — летопись человека и его ума», — еще во введении утверждает автор, но первые две части книги наполнены очевидными трюизмами. Понятно, что если бы не углерод / ДНК / кислород / многоклеточность / выход на сушу / гибель динозавров, нас бы никогда на планете не появилось или мы были бы не теми, кто мы есть. В этом плане две трети книги могут с равным успехом описывать историю котиков. Очевидно, что особенными нас делает нечто иное:

Мозг — это история внутри истории, жизнь внутри жизни, чудо внутри чуда, и из всех трех «чудес» этой книги в нем на сегодняшний день остается больше всего загадок.

Но как, например, появились нейротрансмиттеры⁴ (да хоть тот же дофамин)? Как нейроны научились общаться друг с другом? Почему они так устроены? Как структуры мозга изменялись и изменяли свои функции, и какой от этого был прок его обладателю? Столько вопросов и так мало ответов.

Увы, искушенный читатель, который ждет от автора, нейробиолога и специалиста по эволюции памяти, глубокого и объемного анализа, будет разочарован. Что ж, поверхностность обсуждаемой книги, это, извините за каламбур, то, что лежит на поверхности. В глубине, однако, сокрыт слабо прикрытый антропоцентризм, хотя автор и пытается от него дистанцироваться: «Сегодня антропоцентризм уже не в моде. Рисовать древо жизни, в котором человек возвышается над „низшими видами“, серьезному ученому неприлично». Но если вчитываться внимательно, например, в этот фрагмент:

Уровни существования не заменяют друг друга, а последовательно надстраиваются в единую, бесконечную пирамиду эмерджентности. Только увидев ее целиком, можно в должной мере оценить чудо человеческой жизни. Человек — это не только его гены, клетки, слова или идеи, не просто эволюция и не просто личный опыт. Это всё вместе, все уровни его организации, вся последовательность событий от происхождения жизни и до текущего момента, когда человек задает себе вопрос о том, кто он такой.

или в этот:

Моя любимая точка отсчета «примечательности» человеческой родословной начинается с эукариогенеза.

или во многие другие фрагменты в книге, то может показаться, что проводимая автором нить от атомов к человеческому сознанию не просто роднит нас со всем живым на планете, она имеет вполне определенный вектор, свою точку «омега», которой является Человек. У обычного читателя это создает иллюзию целенаправленности эволюции. Возможно, это потому что и сам автор находится в плену этой иллюзии.

Означает ли все сказанное выше, что книга плоха? Разумеется, нет. Рядовому читателю, который мало разбирается в теории эволюции или нейробиологии, книга подарит много интересных открытий, и ее, как минимум, будет не скучно читать. Однако попытку автора взглянуть на историю человека «с точки зрения биолога и с точки зрения философа» стоит рассматривать скорее как персональный взгляд и своеобразный манифест ученого, который восхищен чудом под названием «Человек».

Литература
1. 12 методов в картинках: нейробиология.
2. Обёртка для аксона.
3. Почему помощники нейронов «ползают» и «прыгают»?
4. Как происходит выделение нейромедиатора.
5. Дофаминовые болезни.
6. Очень нервное возбуждение.
7. Молекула здравого ума.
8. Модельные организмы: моллюски.
9. Robert D. Hawkins, John H. Byrne. (2015). Associative Learning in Invertebrates // Cold Spring Harb Perspect Biol. 7, a021709.
10. Спокоен как GABA.
11. Серотониновые сети.

¹ Справедливости ради скажу, что имеется в виду активное привлечение образов и метафор, большое число рассуждений и прочее.

² И не ставил задачей написать популярную книгу именно по этой дисциплине.

³ Более-менее внятно описан только процесс габитуации — простейшей формы обучения у этого моллюска.

⁴ У одноклеточных многие нейротрансмиттеры выработались как средство общения, а в последующем эти же механизмы пригодились для взаимодействия между нейронами внутри первых многоклеточных организмов. Так, у инфузории-туфельки глутамат является мощнейшим аттрактантом, а ГАМК [10] регулирует плавательное поведение. Другое реснитчатое простейшее, тетрахимена, обладает способностью синтезировать адренокортикотропный гормон, β-эндорфин, серотонин [11] и трийодтиронин в ответ на стрессовые воздействия. Это все хорошо описывается понятием «преадаптация», подразумевающим, что приспособления в процессе эволюции могут менять свои функции и становиться основой более сложных структур, предоставляя организму адаптивное преимущество. О преадаптациях в книге Кукушкина не упоминается.

Книга мая в нашем книжном клубе. С таким названием книгу сначала вообще не хотелось читать (ещё один псевдозаумный необуддизм!), но в итоге оказалась самая легко читаемая книга. Более того, книга, которую больше всего хочется рекомендовать. Как следствие, непонятно, о чём разговаривать на обсуждении, мы там привыкли скорее критиковать книги А тут классический, да ещё и качественно реализованный научпоп: берётся какая-то тема (в данном случае — происхождение жизни на Земле, в особенности веточки человека), начинается как будто читатель не знает вообще ничего (первые главы этот стиль обращения к читателю немного даже напрягал), а потом понятным и увлекательным языком книга доходит до таких дебрей, где становится совсем интересно!

Очень интересная тема о том, что такое жизнь, и что такое мы. Потому что интуитивное понимание даёт тавтологический ответ: я — это я, жизнь — это жизнь, и пока я живу — я живой. А в книге автор предлагает термины «я-жизнь» (жизнь меня как индивидуума, жизнь в привычном понимании этого слова) и «мы-жизнь» (жизнь нашего рода, жизнь моих генов). То есть, во втором смысле «мы живы», пока живы наши гены, и в этом смысле мы практически вечны, в отличие от какого-нибудь камня. Камень мимолётен, потому что сейчас он есть, но через какое-то время он пропадёт, и пропадёт навсегда — он свои характеристики никому не передал. А мы передаём, можем передать.

Развивая эту же тему, посмотрите, говорит он, на муравейник. Там есть матка, которая умеет размножаться. И там есть куча «подсобных» муравьёв, которые не умеют размножаться, но обеспечивают всем необходимым матку. Без неё она бы не смогла передать свои гены следующим поколениям. Можно ли считать «подсобных» муравьёв тупиковой, ненужной веточкой? Можно, конечно, но интереснее считать весь этот набор муравьёв одним большим организмом, просто распределённым. Есть размножающиеся части, и есть части, обеспечивающие существование этим размножающимся частям. В принципе, как и у нас: есть половые клетки, именно они, и только они могут передать наши гены по наследству; и есть куча других клеток, которые никак не участвуют в процессе размножения, но без которых это размножение и передача генов по наследству была бы невозможна. В этот момент, конечно, голову плющит от сравнения. Потому что «я», в том смысле, как я себя ощущал до этой книги — это совсем не половые клетки. Это мозг, это сознание, это разум. То есть именно те «тупиковые» клетки, которые существуют (в этой картинке мира) исключительно для поддержки жизни половых клеток.

Ближе к концу книги автор немного успокаивает «привычное» восприятие меня мной, обобщая жизнь как передачу генов — на жизнь как передачу информации. Есть информация, записанная в генах, но есть же и информация, не записанная нигде — это культура в самом общем смысле этого слова (ну или «мемы» в первоначальном значении этого слова). И это обобщение как-то примиряет — и с точкой зрения разумоцентричных людей вроде меня, и уж тем более с точкой зрения людей, у которых нет детей.

По поводу передачи / наследования материальной или нематериальной информации, я обожаю цитату (вообще-то Бродского, но для меня она Мирзаяна) «…где смерть увы распространяется как мухами зараза, иль как в кафе удачно брошенная фраза…».

Я вообще не представляю, как можно читать такие книги и не становиться атеистом Ну, мне вообще сложно представить, как люди ухитряются не быть атеистами. Вот тот же пример с удачно брошенной в кафе фразой — всем же понятно, как она распространяется, почему распространяется именно она, никому не нужно для её распространения выдумывать разум этой фразе, или какой-то высший разум, её распространяющий. Распространение же заразы мухами почему-то даётся сложнее. Не говоря уже о распространении человечества или жизни вообще.

Но уже потом, в ходе обсуждения книги, один из участников клуба (Ю.) рассказал, что его эта книга переубедила в обратную сторону: до книги он считал себя скорее дарвинистом, а прочитав, понял, что креационизм выглядит ему более убедительнее. Очень красивая (очередная!) иллюстрация того, что каждый читает то, что хочет прочитать.

— Где была сегодня, киска?
— У королевы у английской.
— Что видала при дворе?
— Видала мышку на ковре.

Я читал книгу с откровенно атеистических позиций, и видел в ней уверенное подтверждение собственной правоты. А кто-то может в этой же книге вычитать что-то своё. Это не столько об «относительности знаний», сколько о сложности переломить собственные верования. Вот то же моё удивление («очередное!» чуть выше) — который раз попадаю в подобную ситуацию, и всё равно ведь так и не привыкну к этой простой мысли.

Возвращаясь же к «атеистическим» (для меня) мыслям книги: в ней есть несколько прекрасных глав о том, как работает наше тело на уровне молекул и электронов. Главу о фотосинтезе и о пищеварении, о том, как «появляется энергия», и как она передаётся из места, где её получили, туда, где она нужна организму, я просто читал взахлёб! Равно как и главу про передачу информации нейронами. При этом книга очень красиво связывает вот эту «простоту» (в смысле примитивности реакций) со «сложностью» (работой организмов целиком), на понятных примерах показывая, как работает эволюция (шикарный пример с Darwin tunes! во время обсуждения книги его успели покритиковать, но я не понял, за что именно — да, конечно же, там отбор производится не «природой», а людьми. ну так в этом же вся и суть эксперимента!)

Аналогично мне понравились главы «общей истории» жизни на земле, где расписывается, когда и зачем появилась теплокровность, вынашивание детей и т.п. Понятно, что всё не на уровне доказательства (какое тут вообще возможно «доказательство»?), но достаточно убедительно — как минимум для меня, которого и так убеждать не нужно было.

В какой-то момент автор тоже поднимает вопрос информации, находящейся в серии из ноликов и единичек. Рассказывает о том, как он проводил эксперимент: делил студентов на две части, одна бросала 100 раз монетку и записывала результат, а другая пыталась написать правдоподобную последовательность из головы. Определить, какая последовательность настоящая, тривиально: нужно посчитать длину максимально длинной серии единичек (или нулей). Человек никогда не нарисует больше 5 ноликов подряд — тогда как на 100 бросках практически гарантированно будут серии по 7, а то и по 8 одинаковых цифр.

Интересный вопрос, о котором я никогда не задумывался: чем отличается мужской пол от женского. Не у людей (тут можно сформулировать множество критериев), а в общем случае. Вот, когда говорят «уникальный случай, у этих животных детей вынашивает самец» — что подразумевается под словом «самец» в этом контексте? История с X- и Y-хромосомами применима к людям, а не к общему случаю. Или там, что такое пол у дерева? Что значит, когда у кого-то более двух полов?

Автор пишет (и Википедия подтверждает), что современное определение самца и самки строится на размере гаметы = клетки, участвующей в размножении. Обычно там одна из двух стратегий: либо мы делаем мощную и живучую клетку, обеспеченную ресурсами для выживания — у людей это яйцеклетка. Либо мы забиваем на качество и берём количеством — у людей это сперматозоиды. Первая стратегия называется «женской», вторая — «мужской». Не знаю, насколько здесь имеет смысл продолжать аналогию о том, что одна стратегия заключается в накоплении ресурсов, а другая — в их поиске. Автор её проводит, но настолько аккуратно, что остаётся непонятным, то ли он всё ещё о половых клетках, то ли уже переходит к стереотипам поведения двух полов человечества.

Вопрос «что такое „мальчики“, и что такое „девочки“» настолько же важный, как и вопрос, является ли помидор фруктом, а арбуз — ягодой Но всё равно, приятно увидеть вопрос, который ты даже не думал задавать ввиду его очевидности, и на который ты не в состоянии внятно ответить. Хороший научпоп!

Из радостей молодого этомолога: слово «живот» одновременно однокоренное к «биота» и к «вита».

А ещё, забавно, что автор явно подразумевает читателя, подключённого к интернету. Я сначала наткнулся на незнакомое мне слово «фасфалакат», которое оказалось цитатой из Хармса. А потом на прямые указания «нагуглите вот это слово» или «посмотрите видео на youtube по таким-то словам». Это какой-то новый уже уровень отношений к окружающему миру как к гипертексту.

Во время встречи Катя отдельно отметила, что это даже не ссылки — ссылки со временем могут протухнуть. Это мета-ссылки — объяснения, как именно искать, ключевые слова. Они тоже могут со временем перестать работать, но ожидаемая продолжительность жизни у них существенно больше.

Примерно как Женечкина история про то, что на самом деле обозначают слова «исключение, подтверждающее правило», автор проходится по фразе «бритва Оккама». Которая обозначает не необходимость выбирать из двух версий более простую (Оккам не смог бы сформулировать критерий сравнения / меру простоты теорий). А всего лишь призыв отбрасывать ненужные для объяснения подробности. Например, если эффект прекрасно объясняется дождём и инопланетянами, но при этом его же можно объяснить только дождём, то ни к чему оставлять в объяснении инопланетян. То есть, это можно рассматривать как сравнение сложностей, но с единственным правилом: любое множество не проще собственного подмножества. Что никак не даёт нам возможности сравнивать версии «украинцы посадили в самолёт 298 замороженных трупов» и «сбили сепаратисты из российского оружия». В этом случае Оккам бесполезен, нам приходится прибегать к другим инструментам.

В самом конце книги автор зачем-то задаётся вопросом, чем человек отличается от остальных животных. При том, что он на протяжении всей книги показывал, что нет, и то не уникально, и это встречается у других животных. Я вообще не понимаю, если честно, что за пристрастие у людей к этому вопросу? Человек отличается как минимум тем, что я — человек, и поэтому лично меня мы-человеки интересуем больше, чем остальные животные. Есть ли какие-то другие черты, радикально выделяющие человека из ряда животных — какая разница? Но нет, куча авторов задаётся этим вопросом, и Кукушкин вот тоже зачем-то написал на эту тему половину эпилога. Непонятно…

Задал этот вопрос на встрече клуба, но ответа не понял Сам Кукушкин в интервью (это ещё одна идея из клуба: Д. сказал, что он старается смотреть интервью с авторами, чтобы лучше представлять их — надо попытаться сделать себе такую же привычку!) говорит, что он задавался этим вопросом, чтобы показать, что мы отличались от других животных ещё до того, как появился человек. Ещё на уровне эукариотов в «нас» уже было что-то такое, что выделяло нас от остальных. И на каждой развилочке эволюции можно видеть что-то такое, что объясняет, почему мы появились именно среди животных (а не грибов, например), среди позвоночных (а не среди кальмаров), ну и так далее. В книге он об этом тоже говорит, но мне казалось, что это другой вопрос. Как минимум, когда мы начинаем говорить, что нас что-то выделяло от остальных ещё на уровне эукариотов, нужно чётко понимать, кого мы в этот момент понимаем под «остальными»? Вот лично я, регулярно встречающий разговоры о возможных отличиях человека от остальных, слово «эукариоты» узнал из этой книги (а школе, видимо, болел). И что-то мне подсказывает, что подавляющее большинство разговоров на эту тему тоже ведётся не на этом уровне.

На встрече же agavr обратил внимание на интересный факт об авторе и книге: в последней главе автор очень чётко показывает относительность некоторых идей, которые он продвигает в книге. Цитируя своего коллегу, который с ним, с автором, не согласен, и в двух словах пересказывая точку зрения того. Действительно, во время чтения было приятно видеть такую, не то чтобы самокритику, но отсутствие пафоса и горящих глаз «я прав, я вам расскажу истину!»

Хорошая книга, всем рекомендую!